Генерал-лейтенант; происходил из казаков-дворян Черноморского Казачьего войска, род. в 1801 году и воспитывался в доме родителей; 3-го марта 1814 г. Р. поступил на службу казаком в Черноморское казачье войско, 25-го апреля 1817 г. произведен в сотенные есаулы и в 1818 г. с полком отправился в Петербург, где и был произведен в портупей-юнкера в 7-ой Черноморский эскадрон л.-гв. Казачьего полка (19-го ноября 1819 года). В 1821 году Р. был произведен в корнеты.

Во время бунта 14-го декабря 1825 г. он находился в рядах войск, верных Имп. Николаю I, и получил Монаршее благоволение.

В 1826 г. Рашпиль был назначен на должность адъютанта к ген.-лейт. Иловайскому, а 8-го ноября произведен в поручики.

В том же 1826 г. он, в составе русского отряда, отправился в поход в Грузию, а в 1827 г. (с 12-го мая) находился в походе до крепости Сардар-Абада; 28-го мая находился при рекогносцировке крепости Абаз-Абада и участвовал в перестрелке с кавалериею, вышедшею из крепости.

Также он принимал непрерывное участие в делах во время осады этой крепости и до сдачи ее. Когда персидские войска, предводительствуемые принцем Абаз-Мирзой, дали генеральное сражение нашим войскам при Джеван-Булахе, Р. все время находился в сфере огня, передавая приказания от главнокомандующего начальникам действующих частей.

При взятии Эривани (20-го октября 1827 г.) он один из первых вошел на верки крепостных валов, за что был произведен в ротмистры и награжден орденом св. Анны 3 ст. с бантом.

В январе 1828 г. он был отчислен от должности адъютанта и принял эскадрон; с 7-го по 19-е октября был в походе от Эривани к Тавризу, при занятии Салмасской провинции и взятии укрепления Делижан.

По взятии г. Хой, он с русскими войсками в ноябре месяце двинулся обратно в Россию.

Великий Князь Михаил Павлович, редко хваливший своих подчиненных, не раз выражал Рашпилю свою благодарность в приказах по войскам Гвардейского корпуса за тот молодецкий дух и вид, который царил в его эскадроне.

На обратном пути в Петербург, не дойдя до города двух переходов, он был командирован для охраны границы России от чумы, появившейся уже в Бессарабии, где и пробыл с 31-го июля по 8-е ноября 1830 года. В 1831 году P. был утвержден в должности командира эскадрона и в том же году отправился на театр войны в Польшу.

Прибыв в Гродно, он был назначен в правую колонну войск Гвардейского корпуса и, дойдя до местечка Тыкочины, был командирован с эскадроном в Белосток для охраны императорской походной квартиры; состоя при ней, он находился в неоднократных действиях против мятежников. 25-го и 26-го июня Рашпиль участвовал в штурме и взятии приступом передовых Варшавских укреплений и самого города.

До возвращения в Россию Р. находился в непрерывных разъездах и в столкновениях с шайками повстанцев.

В январе 1832 г. Рашпиль был произведен в полковники, а 7-го марта возвратился с полком в Петербург.

В 1841 г., будучи в Черноморской области, Рашпиль лично отразил нападение 4000 абадзехов, напавших на мирные аулы, и за эти блестящие дела был произведен в генерал-майоры (16-го апреля 1841 г.); исправляя с 11-го мая 1841 г. должность начальника штаба Черноморского Казачьего войска, Р. в 1842 г. был назначен исправляющим должность наказного атамана Черноморского казачьего войска и командующим Черноморскою кордонною линиею.

В 1846 г., собрав отряд в Ольгинском укреплении, Рашпиль двинулся с ним за Кубань, выдержав целый ряд перестрелок с горцами.

За блестяще выполненные задачи Р. был награжден (19-го февраля 1847 г.) орденом Станислава 1-ой степени.

Поручение, данное Рашпилю, построить казармы для войск, расположенных в Черномории, также не обошлось без столкновений с туземцами; каждая рубка леса сопровождалась битвой, так что в 1848 г. P., командуя отрядами, принужден был предпринимать целый ряд военных действий с целью добыть строевой материал и жизненные припасы для крепостей.

Целый год прошел в беспрерывных боях с горцами. 3-го апреля 1849 г. Р. был произведен в генерал-лейтенанты, а в конце года награжден орденом Анны 1-ой ст. В 1850 г. Рашпиль переправился через Кубань и предпринял наступательное движение на скопища Магомета Алима для защиты от него Божедухов, разбил его и двинулся на защиту Хамышеевцев, затем - в землю Абадзехов, где совершенно разбил горцев.

В 1850 г. Р. снова предпринял целый ряд военных дел против горцев; он отправился с отрядами в землю Хамышеевцев для побуждения этого народа к принятию присяги на верноподданство России.

Эта задача вполне удалась Рашпилю, и почти все аулы перешли под власть России. 1-го октября 1852 г. Рашпиль был уволен от занимаемой должности и, в награду за полезную деятельность на Кавказе, пожалован 1500 десятинами земли. В 1855 г. он снова был определен на службу с назначением состоять при отдельном Кавказском Корпусе и с зачислением по армейской кавалерии, и в это время неоднократно участвовал в делах против горцев и исполнял различные поручения Главнокомандующего на Кавказе генер.-лейт. Муравьева.

Прослужив затем на Кавказе еще 5 лет, Рашпиль 19-го февраля 1865 года зачислен в запасные войска с отчислением от Кавказской армии и с оставлением по армейской кавалерии.

Скончался 14-го ноября 1871 г. "Русская Старина" 1888 г., т. LX, стр. 174; т. LІХ, стр. 609; "Русск. Арх." 1888 г., т. І, стр. 614; т. II, стр. 421; 1890 г., т. І, стр. 452; "Сын Отеч." 1871 г., № 283; Формулярный список в Архиве Главного штаба. {Половцов}

генерал-лейтенант

Происходил из дворян Черноморского казачьего войска, родился в 1801 году и воспитывался в доме родителей.

3 марта 1814 г. Рашпиль поступил на службу казаком в Черноморское казачье войско, 25 апреля 1817 г. произведён в сотенные есаулы и в 1818 г. с полком отправился в Санкт-Петербург , где и был 19 ноября 1819 года произведён в портупей-юнкера в 7-й Черноморский эскадрон лейб-гвардии Казачьего полка. В 1821 году Рашпиль был произведён в корнеты.

Во время восстания декабристов на Сенатской площади 14 декабря 1825 г. он находился в рядах войск, верных императору Николаю I , и получил монаршее благоволение. В 1826 г. Рашпиль был назначен на должность адъютанта к генерал-лейтенанту Иловайскому , а 8 ноября произведён в поручики.

В том же 1826 г. он, в составе русского отряда, отправился в поход в Грузию , а с 12 мая 1827 г. находился в Персидском походе до крепости Сардар-Абада; 28 мая находился при рекогносцировке крепости Аббас-Абада и участвовал в перестрелке с персидской кавалерией, вышедшей из крепости. Также он принимал непрерывное участие в делах во время осады этой крепости и до сдачи её.

Когда персидские войска, предводительствуемые принцем Аббас-Мирзой, дали генеральное сражение нашим войскам при Джеван-Булахе, Рашпиль всё время находился в сфере огня, передавая приказания от главнокомандующего В. Д. Иловайского начальникам действующих частей. При взятии Эривани 20 октября 1827 г. он один из первых вошёл на верки крепостных валов, за что был произведён в ротмистры и награждён орденом св. Анны 3-й степени с бантом.

В январе 1828 г. он был отчислен от должности адъютанта и принял эскадрон; с 7 по 19 октября был в походе от Эривани к Тавризу, при занятии Салмасской провинции и взятии укрепления Дилижан . По взятии города Хой , он с русскими войсками в ноябре месяце двинулся обратно в Россию .

Великий князь Михаил Павлович , редко хваливший своих подчиненных, не раз выражал Рашпилю свою благодарность в приказах по войскам Гвардейского корпуса за тот молодецкий дух и вид, который царил в его эскадроне. На обратном пути в Санкт-Петербург, не дойдя до столицы двух переходов, он был командирован для охраны границы России от чумы, появившейся уже в Бессарабии, где и пробыл с 31 июля по 8 ноября 1830 года.

В 1831 году Рашпиль был утверждён в должности командира эскадрона и в том же году отправился на театр войны в Польшу. Прибыв в Гродно , он был назначен в правую колонну войск Гвардейского корпуса и, дойдя до местечка Тыкочина, был командирован с эскадроном в Белосток для охраны императорской походной квартиры; состоя при ней, он находился в неоднократных действиях против мятежников.

25 и 26 июня Рашпиль участвовал в штурме и взятии приступом передовых Варшавских укреплений и самого города. До возвращения в Россию Рашпиль находился в непрерывных разъездах и в столкновениях с шайками повстанцев. В январе 1832 г. Рашпиль был произведён в полковники, а 7 марта возвратился с полком в Санкт-Петербург.

Прослужив затем на Кавказе ещё пять лет, 19 февраля 1865 года зачислен в запасные войска с отчислением от Кавказской армии и с оставлением по армейской кавалерии.

Память

• Имя Рашпиля носит улица в Краснодаре - Рашпилевская
• Имя Рашпиля носит улица в Геленджике - улица Генерала Рашпиля (Тонкий мыс)
• В Краснодаре 15 октября 2016 года на пересечении улиц Рашпилевская и Буденного установлен памятник Григорию Рашпилю

Источники

• Граф Николай Иванович Евдокимов // «Русская старина», 1888, т. 59, 60
• Русский биографический словарь : В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896-1918.
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769-1869). СПб., 1869

Напишите отзыв о статье "Рашпиль, Григорий Антонович"

Отрывок, характеризующий Рашпиль, Григорий Антонович

Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.
«Но это не мог быть он, один посреди этого пустого поля», подумал Ростов. В это время Александр повернул голову, и Ростов увидал так живо врезавшиеся в его памяти любимые черты. Государь был бледен, щеки его впали и глаза ввалились; но тем больше прелести, кротости было в его чертах. Ростов был счастлив, убедившись в том, что слух о ране государя был несправедлив. Он был счастлив, что видел его. Он знал, что мог, даже должен был прямо обратиться к нему и передать то, что приказано было ему передать от Долгорукова.
Но как влюбленный юноша дрожит и млеет, не смея сказать того, о чем он мечтает ночи, и испуганно оглядывается, ища помощи или возможности отсрочки и бегства, когда наступила желанная минута, и он стоит наедине с ней, так и Ростов теперь, достигнув того, чего он желал больше всего на свете, не знал, как подступить к государю, и ему представлялись тысячи соображений, почему это было неудобно, неприлично и невозможно.
«Как! Я как будто рад случаю воспользоваться тем, что он один и в унынии. Ему неприятно и тяжело может показаться неизвестное лицо в эту минуту печали; потом, что я могу сказать ему теперь, когда при одном взгляде на него у меня замирает сердце и пересыхает во рту?» Ни одна из тех бесчисленных речей, которые он, обращая к государю, слагал в своем воображении, не приходила ему теперь в голову. Те речи большею частию держались совсем при других условиях, те говорились большею частию в минуту побед и торжеств и преимущественно на смертном одре от полученных ран, в то время как государь благодарил его за геройские поступки, и он, умирая, высказывал ему подтвержденную на деле любовь свою.